Детство Алексея Леонова
«Вот дом, где я родился… Это мать моя с детьми, которых выгнали из дома после того, как отца — председателя сельсовета — в 1936 году объявили врагом народа…
Семья у нас была гостеприимная, многодетная, мать работала учительницей. А как только отца репрессировали, те же соседи пришли в наш дом и забрали все, что могли унести. Кто-то даже умудрился с меня, трехлетнего, снять штанишки.
Вот я потом спрашивал: «Все меня качали, когда я был в зыбке. А кто же с меня штанишки снял?»… Когда отца посадили, а моих старших сестер выгнали из школы, они пошли домой, а я по бревнышкам… пошел им навстречу. Встретил и говорю: “Ляля (это я сестру Раю так называл), хлеба нету, мама плачет”. Она мне дает две булки хлеба, и я по этим бревнышкам бегу обратно домой».
Эти ранние воспоминания о трагедии семьи глубоко врезались в память космонавта.
В тяжелые послевоенные годы семья выживала как могла. Леонов вспоминал, что собирали гнилую картошку, из которой мать пекла лепешки: «…пекла блинные оладушки, которые в семье называли “сталинцы”. Очень были вкусные. Безумно вкусные».
Голодающими детьми занимались в школе: «Пришли в школу. Стоим, первоклашки, человек шесть, как я, все босиком… завуч… очень пафосно заканчивает: — А теперь, дети, давайте скажем спасибо товарищу Сталину за наше счастливое детство.»
После этой показательной сцены Леонов, как и остальные дети, хором поблагодарил вождя, хотя на ногах не было обуви.
«И мы кричим: “Спасибо, спасибо, спасибо!”… А через неделю мне туфли дали… темно-коричневые, как шоколад. А как пахли! …До сих пор ощущаю запах этой кожи…» – вспоминал он о своей первой паре обуви.
Горькую сторону военного детства характеризует и краткая зарисовка Леонова: «Например, дрозд – это сто граммов хорошего мяса»(то есть голодные дети были рады поймать и съесть птицу).
Неудивительно, что ранние годы научили его главному: «Детство есть детство. Просто мы раньше тогда почувствовали, что твоя жизнь зависит от тебя самого, от того, как ты выживешь».
Учёба и военная подготовка
Еще школьником Алексей Леонов разрывался между страстью к рисованию и мечтой о небе. Он с увлечением занимался в кружке изобразительного искусства, но одновременно грезил авиацией.
Одним из первых толчков стала картина в кино: «Когда я увидел фильм “Истребители”, где Марк Бернес исполнял главную роль… Эх! Я несколько раз смотрел этот фильм… Рядом был клуб строителей, я… буквально проползал в зал».
Не менее сильное впечатление произвела героическая книга Бориса Полевого: «Я перечитывал “Повесть о настоящем человеке” много раз, особенно описания воздушных боёв… я просто бредил всем этим. У меня было столько моделей сделано!» – признавался Леонов.
Решающее подтверждение мечты дало лично увиденное мужество. Алексей вспоминал встречу с настоящим фронтовым летчиком в послевоенные годы: «…к нам в барак приехал летчик — френч, портупея, сапоги, брюки-галифе. И я все время за ним следил… пока он меня не заметил и не сказал: – Ты чё, малец?
– Хочу быть таким, как вы…
– Так в чем же дело? Расти. В школе учись. И еще надо умываться».
Этот добродушный диалог запомнился ему на всю жизнь.
Однако прежде чем окончательно выбрать небо, Леонов всерьез рассматривал карьеру художника. В старших классах он ездил поступать в Рижскую академию художеств и даже заручился предварительным одобрением приемной комиссии, показав свои рисунки.
Но узнав от студентов про бытовые трудности (общежитие лишь с третьего курса, мизерная стипендия), здраво оценил ситуацию. «Ничего себе! …И я подумал: “Вот и всё, сам бог велел мне идти туда, куда и собирался, – в авиацию”», – вспоминал Леонов.
В 1953 году, сразу после школы, он поступил в Кременчугскую военную авиационную школу летчиков. Там, признавался Алексей, было проще: кормили, одевали и сразу предоставляли кров. Конкурс, кстати, был 13 человек на место – выбор авиации не был шагом отчаяния, скорее сознательным призванием.
Первый самостоятельный полет Леонов запомнил навсегда – ощущение было, будто выросли крылья.
С тех пор он относился к своей профессии не как к подвигу, а как к делу всей жизни. «Ходить на работу для вас подвиг? То-то. Те, кто шёл в космос на подвиг, давно на том свете», – заметил космонавт, подчеркивая, что в отряд шли не ради славы, а по призванию и с должной выучкой.
Подготовка к космическому полёту
Отбор в первый космический отряд требовал от молодых летчиков предельной самоотдачи. «Космонавт должен быть физически подготовлен. Каждый день я бегал не менее 5 километров и плавал 700 метров», – вспоминал Леонов о том периоде.
Тренировки включали изнуряющие занятия на выносливость, центрифугу, прыжки с парашютом, высотные и изоляционные барокамеры. Готовясь к выходу в открытый космос, космонавты особое внимание уделяли работе в скафандре.
Леонов позже говорил: «Например, чтобы сжать руку в перчатке, нужно усилие в 25 кг» – настолько разреженный воздух раздувал скафандр, превращая его в тугой «скафандр-термос».
Важной была и психологическая подготовка к непредсказуемому. Королёв лично напутствовал Леонова перед стартом: «Прошу быть предельно внимательным и обо всём, что делаешь, докладывай, как минёр, – мы должны знать, где оборвётся песня. Если она оборвётся».
Понимая весь риск, Алексей Архипович всё же шёл на задание без лишних эмоций.
Уже потом, оценивая те события, он признался: «Только представьте, как бы я докладывал по открытой связи на весь мир, что у меня такие проблемы. Я не хотел создавать суету и панику. Всё равно никто не мог оказать мне помощь».
Эта хладнокровная позиция — сначала сделать всё возможное, и лишь затем сообщать о неполадках — помогла ему спасти свою жизнь и избежать паники на Земле.
Полёт на «Восходе-2» и первый выход в открытый космос
18 марта 1965 года Алексей Леонов вошёл в историю как первый человек, совершивший выход в открытый космос.
Позже, спустя годы, он ярко описал свои ощущения в тот момент: «Когда я выплыл из шлюзовой камеры, у меня в первую минуту дух захватило: яркое солнце, тишина необыкновенная! В глаза ударил слепящий поток света, прямо как огонь сварки… Небо было и чёрное, и светлое одновременно. Бесконечность — больше ничего вокруг. И где-то далеко-далеко внизу — голубая Земля».
Космос встретил его величественной тишиной и фантастическими видами.
Через несколько мгновений он начал перемещаться относительно корабля: «Гляжу вверх: надо мной медленно вращается наш корабль-громадина, как будто он больше планеты. Отрываю одну руку от поручня, другую, отплываю. Меня удерживает крепкий пятиметровый фал… Внизу под собой вижу Черноморское побережье Кавказа и не менее радостно докладываю: “В Сочи хорошая погода”».
В этих словах, переданных на Землю, слышна и шутка, и колоссальное облегчение — человек в открытом космосе не потерял присутствия духа. (По воспоминаниям Леонова, первым экспромтом у него вырвалось: «Земля-то круглая!», хотя сам он этого не помнил — фраза сохранилась в записях сеанса).
Однако триумфальный выход едва не обернулся трагедией. Уже находясь вне корабля, Алексей столкнулся с неожиданной проблемой: вакуум раздул его скафандр, и тот отказывался пролезать обратно в шлюз.
«Где-то восемь минут (проработав наружу), я вдруг почувствовал, что фаланги пальцев у меня из перчаток вышли, а стопы из сапог — я внутри скафандра болтался… Однако же внутренняя сила появилась, которая его распрямила, — это было опасно», – рассказывал он.
Давление скафандра пришлось экстренно сбросить, рискуя кессонной болезнью, и заходить в шлюз ногами вперед, нарушая инструкции.
На грани исчерпания запаса кислорода Леонов сумел втиснуться обратно. Лишь захлопнув люк, он сообщил о выполнении задания.
На Земле не сразу узнали, через что ему пришлось пройти. Позже, уже после полёта, Королёв, узнав подробности, отругал Леонова за скрытность.
Но космонавт стоял на своём: паниковать в эфире было бессмысленно — помощь все равно была невозможна. Главное — задача выполнена, экипаж жив.
Впоследствии Алексей Архипович опровергал сплетни, будто его использовали как «подопытного кролика». «Нет. Кролик – это тот, кого в неизвестность бросают, и он не знает, что делать, а я-то знал, только информации о том, в какую среду попаду, не имел…», – подчёркивал Леонов, указывая, что шел на эксперимент осознанно и подготовленно.
Отношения с Павлом Беляевым и коллегами
Напарником Леонова по историческому полёту был командир корабля Павел Беляев, опытный лётчик. Их экипаж формировался с прицелом на максимальную слаженность, и Алексей Архипович всегда с теплотой отзывался о Павле Ивановиче.
«Я был на сто процентов уверен: если что-то со мной случится, Паша всё, что необходимо, сделает», – отмечал Леонов.
Это полное доверие оправдалось и в критической ситуации: Беляев, рискуя собой, был готов при необходимости выйти в вакуум на помощь товарищу. К счастью, обошлось без этого – но впереди их ждало нелёгкое приземление.
После посадки в глухой пермской тайге космонавтам двое суток пришлось ждать спасателей, бороться с морозом и даже отгонять волков. Все эти испытания они преодолели вместе.
Уже много лет спустя Леонов рассказал о послеполётном разговоре с напарником: «Паша мне потом сказал, что скорее бы умер, чем вернулся один». В этой короткой фразе — вся глубина боевого товарищества двух покорителей космоса.
Космонавт №11 ценил и дружеские отношения с другими коллегами по отряду — Юрием Гагариным, Германом Титовым, другими первопроходцами. Он называл Сергея Королёва своим наставником и вдохновителем.
Леонов был одним из тех, кто создавал легенду отряда, оставаясь при этом скромным и человечным.
Интересно, что ни в своих мемуарах, ни в интервью он практически не употреблял слово «смерть» – даже говоря о смертельно опасных моментах, Алексей Архипович всегда делал акцент на жизни и деле, которому служил. Возможно, именно такой оптимизм и вера в товарищей помогли ему не раз обмануть смерть.
Художественные интересы и космос
Алексей Леонов вошёл в историю не только как лётчик-космонавт, но и как талантливый художник.
Тяга к рисованию проявилась у него с детства: он вспоминал, как ещё малышом иллюстрировал рассказы сестер, расписывал печки в сельском доме, а в третьем классе даже «стал рисовать настенные ковры, отец мне помогал натягивать простыни на подрамник».
В школе учителя сразу заметили его способности: «Она приходит: “Да ты же у нас художник!” И с третьего класса я уже был редактором школьной газеты…». Леонов всерьёз подумывал о художественном институте, и хотя выбрал авиацию, кисть из рук не выпускал никогда.
Уже став космонавтом, он продолжал творить и даже брал карандаши в полёт. «Я рисовал Солнце и Землю, и когда это делал в полёте, во мне рождалось такое чувство, будто я космический Микеланджело!» – признавался Алексей Архипович.
Никакая фотокамера не могла тогда передать всей гаммы красок, увиденных глазами человека в космосе, поэтому Леонов стремился запечатлеть их на бумаге от руки. После возвращения он создал целую серию картин на космическую тему, в том числе посвятил полотна своему выходу в открытый космос (“Восход-2 на орбите”) и другим миссиям.
При этом художник Леонов оставался верен и земным мотивам. «Космические пейзажи очень красивы, но всё равно земные — гораздо более многообразные… Постепенно я начал рисовать не только ракеты, но и корабли, просто пейзажи. Я много копировал Айвазовского, Шишкина… Очень люблю Айвазовского», – говорил он.
Картины Леонова экспонировались по всему миру, а сам он был принят в Союз художников СССР (председатель Союза Е. Белашова назвала его «лучшим космонавтом-художником и лучшим художником-космонавтом»).
Через всю жизнь Алексей Архипович пронёс убеждение, что наука и искусство дополняют друг друга в познании Вселенной.
Уже на склоне лет он образно сформулировал мысль, родившуюся у него при взгляде на звёздное небо: «Выйдя из корабля, я вдруг подумал: “Человек – песчинка, но разум этих «песчинок» позволил мне оказаться среди звёзд”. Это была действительно божественная картина… Звёзды были везде: вверху, внизу. А подо мной плыла Земля».
Эти слова первого художника-космонавта как нельзя лучше отражают и величие человеческого разума, и красоту мироздания, свидетелем которой ему посчастливилось стать.
Последний полёт
Он всегда мечтал шагнуть за горизонт — туда, где тишина звёзд громче аплодисментов, где нет гравитации, но есть бесконечность. И кажется, он сделал этот шаг дважды: первый раз — в открытый космос. Второй — в вечность.
В последние годы Алексей Архипович много болел. В его лице старость не выглядела унылой или жалобной — она была стойкой, как он сам.
Он молчаливо боролся с болезнью, словно с невидимым врагом на орбите: без истерик, без жалоб, с внутренней дисциплиной, выработанной ещё в те времена, когда от его движений зависела судьба полёта.
С начала 2019 года он уже не покидал больничной палаты. Врачи называли его “тяжёлым, но спокойным”. Он был словно корабль, уходящий на последнюю орбиту — тихо, точно, достойно.
11 октября 2019 года его сердце остановилось. В московском госпитале, в окружении врачей и близких, он совершил свой последний выход — туда, где, быть может, снова парит над Землёй, как тогда, в 1965-м.
Ему было 85. И весь этот путь — от сибирской деревни до бездны космоса — был пройден не впустую.
От руководителей государства до обычных граждан – все скорбели о потере. А в космосе, на борту МКС, экипаж на несколько секунд замолчал, наблюдая, как в иллюминаторе загораются звёзды. Там, в эфире, звучало простое и человеческое:
— Алексей Архипович… спасибо.
НАСА, Европейское космическое агентство, Китай, Япония — все передали слова скорби.
Леонова называли мостом между народами, символом мирного космоса. Астронавты вспоминали, как он с улыбкой и лёгкой самоиронией рассказывал, как едва не остался в безвоздушном пространстве. И как говорил: «Космос — это зеркало: если ты идёшь туда с жадностью, он тебе ничего не даст. А если с уважением — откроет».
С Леоновым прощались не только коллеги по космосу, но и коллеги по творчеству.
Россия прощалась с ним, как с родным. В Звёздном городке, в Военно-космической академии, на «Мосфильме», в художественных школах — везде звучало его имя. Школьники читали строки из его воспоминаний. Художники публиковали его акварели. Коллеги-лётчики рассказывали байки, в которых Леонов всегда был центром событий — весёлым, точным, великодушным.
Он не был бронзовым бюстом — он был живым, родным и настоящим.
В воображении миллионов он остаётся фигурой космонавта, парящего в безмолвной звездной бездне на привязи тонкого троса – символом дерзания и триумфа человеческого духа.
И вот теперь он — среди звёзд. По-настоящему. Его имя носит кратер на Луне, его автограф — на борту космического корабля «Союз–Аполлон», а его душа, кажется, в каждом взгляде ребёнка, который мечтает стать космонавтом.
Он ушёл, оставив не пустоту — а орбиту, по которой вращаются вдохновение, смелость и достоинство.
Последний полёт Алексея Леонова — это не уход. Это возвращение домой.
