Всю свою жизнь Ольга Берггольц вела дневник. А в дневнике отражалась эпоха. Ей было 13, когда мама подарила ей тетрадку.
И она написала обращение к дневнику. “Я буду вести записи моей жизни. Ничего не должно быть скрыто от тебя, мой друг. Я поделюсь с тобой малейшей радостью и горестью ”.
Она не нарушила обещание. С годами разноцветные тетрадки стали ее главной книгой, разделив ее судьбу.
В 1938 году они были арестованы вместе с ней. Попали в Большой дом, как ленинградцы называли здание ОГПУ НКВД. И вернулись, исчерканные красным карандашом следователя.
В 1949 году, опасаясь повторного ареста, она прибила дневник к обратной стороне скамейки. Так появились страницы, пробитые гвоздями. А в начале войны она попросила своего мужа Николая Молчанова зарыть дневник во дворе, чтобы спасти и сохранить.
Ольга Берггольц — дитя Невской заставы. Всю жизнь гордилась, что родилась в рабочем предместье Питера, где дымили фабричные трубы и гудели заводы, где зарождалась пролетарская революция. Сюда в 19 веке из Риги перебрался ее дед Христофор Берггольц. И дорос до управляющего ткацкой мануфактурой.
“Я застигаю себя очень рано. Примерно с трех лет. Среди огромного семейства в нашем двухэтажном деревянном доме”, — писала Ольга.
Ее отец Федор Берггольц, женился на красавице Марии Грустилиной, дочке хозяина пивной. На верхних этажах дома, где жили Грустилины, была воскресная школа для рабочих. И там преподавала Надежда Крупская.
Ольга, которую в семье звали Лялей, родилась в мае 1910 года. Спустя два года у нее появилась сестра Мария. Муся — самый близкий ей человек.
Вскоре их отец, доктор Берггольц, ушел на Первую мировую. Сначала воевал с немцами, затем с Врангелем. В Гражданскую войну он был начальником санитарного поезда “Красные орлы”.
Из революции 6-летняя Ольга запомнила, как горел полицейский участок, а мимо мчались грузовики с рабочими в кожанках и матросами, опоясанными пулеметными лентами.
От Питерской разрухи в июне 1918 года мама увезла девочек в Углич. По ордеру Горкоммуны их поселили в келье старинного Богоявленского монастыря. Здесь же находилась их красная кирпичная школа.
В Угличе Ольга впервые испытала ужас голода и брошенности. Мама на работе, а они с Муськой жмутся друг к другу в холодной келье.
Но потом этот угол монастырского двора будет сниться ей как место чистейшего торжествующего счастья.
Наступил день, когда история ворвалась к ним в монастырь. Со школьного крыльца они видели, как на ступенях храма, как черные свечи, стояли монахини. Затем они заперли ворота и укрылись в соборе.
Подъехал грузовик с вооруженными людьми изымать церковные ценности. Ворота глухо бухали под их ударами. К стенам монастыря со всех сторон сбегались люди. Со звонницы грянул набат и прогремел выстрел. Убили монахиню, звонившую в колокол. Затем чья-то пуля убила комсомольца в грузовике.
В тот день Ольга Берггольц выбрала большевизм. Но вера в созидание нового мира всю жизнь будет бороться в ней с иной верой. И она будет тосковать по Угличу своего детства.
Они не узнали отца, когда он приехал за ними в 1921 году, после семи лет войны и разлуки. Через разоренную страну они вернулись на Невскую заставу.
Смерть Ленина для жителей окраины стала личным горем. Ольга запомнила тот день, когда Невская застава рыдала всеми гудками своих чугунно-литейных заводов, ткацких фабрик. Ольга написала стихотворение «Красный звон». Отец отнес его на фабрику “Красный ткач”, где работал врачом амбулатории, и стихотворение напечатали в стенгазете. Оле было 13 лет.
И это была ее первая публикация. От ее дома до центра города — час на трамвае. Всю свою жизнь она будет покидать Невскую заставу и возвращаться сюда в минуты отчаяния.
В 1925 году ученица выпускного класса Ольга Берггольц пришла в литературную группу “Смена”. Здесь, на Невском проспекте, дом 1, под самой крышей собирались настоящие поэты. Самый яркий из них — Борис Корнилов, недавно приехавший из Нижегородского села, влюбился в золотоволосую красавицу.
Они поженились в 1928 году. У них родилась дочь Ирина. Молодые стали жить в доме родителей Ольги на Невской заставе.
Брак продлился всего два года. Это были два поэта. А Борис, попав с совершенно другую для него жизнь, повел себя не совсем так, как хотела Ольга. Он стал с друзьями выпивать, гулять. Ольга подробно описала свою юношескую любовь в своих дневниках. О том, что муж не такой, как бы она хотела. Денег он не зарабатывает, пьет, гуляет. В то же время она жаловалась на его бешенство, темперамент.
На филфаке университета Ольга встретила однокурсника Николая Молчанова. “Он был строго и мужественно красив. И еще более красив духовно”. Молчанов был полон идеалами коммунизма. Они совпадали во всем. Это они были строителями новой жизни.
Вместе с Молчановым они отправились в Казахстан корреспондентами газеты “Советская степь”, где их встретили бытовые трудности и ужас неверия от местных.
Позже они вернулись в Ленинград, в писательскую среду. Начали выходить ее книжки. В родном городе она работала в многотиражке завода “Электросила”, писала историю завода. Начало тридцатых было временем ее взлета.
В 1932 году у них с Молчановым родилась дочь Майя и умерла девятимесячной. Через четыре года она потеряет и дочку Корнилова Ирину.
Она всю жизнь будет беречь ее картинки и не смирится с ее смертью никогда. Ирина умерла восьмилетней от тяжелой ангины на руках Ольги.
Корнилов на похороны не пришел. У него новая жизнь, новая жена — Люся Бронштейн. Бухарин назвал Корнилова самой большой надеждой поэзии. Корнилова арестовали в марте 1937 года. Уходя, он попросил беременную жену, если родится дочь, дать имя Ирина. В феврале 1938 года Корнилова расстреляли.
В начале 30-х, борясь со старым бытом, творческая молодежь вскладчину построила себе дом-коммуну инженеров и писателей. Это был самый нелепый дом в Ленинграде. Они с Молчановым жили на верхнем, седьмом этаже. После убийства Кирова атмосфера в городе изменилась. Начались аресты ее друзей-писателей.
А Ольга продолжала славить время и в дневниках объяснять себе их аресты. Но вокруг нее кольцо сжимается. 7 ноября ее выпихивают из колонны демонстрантов завода “Электросила”. Впервые она не идет в ногу с эпохой.
Ольгу арестовали в ночь с 13-го на 14-е декабря 1938 года.
Доставили в “Шпалерку”, тюрьму Большого дома, как участницу террористической группы, готовившей покушение на Жданова и Ворошилова. Без конца таскали на допросы в Большой дом. Вместе с ней арестовали и ее дневники и пишущую машинку.
Ольга была беременна, но допросы убили в ней ребенка. На телеге, обливающуюся кровью, ее перевезли в “Арсеналку” — больницу при женской тюрьме. Задыхаясь от отчаяния, она не знала, что когда от Молчанова потребовали отречься от нее, он положил комсомольский билет на стол. А сестра Муся, рискуя всем, примчалась из Москвы к главному чекисту Ленинграда.
В камере она писала стихи. Наступало время ее жестокого расцвета, которое продлится и в блокаду.
“Двух детей схоронила я на воле сама. Третью дочь погубила до рождения тюрьма”.
В тюрьме Берггольц провела 171 день.
“Я страшно мечтала о том, как я буду плакать, увидев Колю и родных. И не пролила ни одной слезы. Я нередко чувствовала, что выйду на волю только затем, чтобы умереть. Но я живу. Подкрасила брови, мажу губы…”
“Вынули душу, копались в ней вонючими пальцами. Плевали в нее, гадили. Потом сунули обратно и говорят: живи…”
“Наступила война. Мы предчувствовали полыханье этого трагического дня. Он пришел”. Ольга Берггольц.
26 июня 1941 года ушел на фронт Николай Молчанов. Но через месяц его комиссовали со страшным диагнозом эпилепсия, а Ольгу направили на работу в радиокомитет. Дом Радио возле Невского проспекта становится и ее домом, и судьбой на четыре бесконечных года войны.
Она попадает в отдел, где работает военкором молодой литературовед Георгий Макогоненко. Вскоре у них начнется роман. В августе она впервые выступила у микрофона, обращаясь к осажденному городу.
5 сентября ее отца, доктора Берггольца, вызвали в прокуратуру из-за немецкой фамилии. В марте 1942 года его выслали из Ленинграда в Красноярск. Он вернется только после войны.
8 сентября немцы взяли Шлиссельбург и начали чудовищную бомбардировку. Вспыхнули Бадаевские склады, где хранилось продовольствие.
“Маслянистая туча встала до середины неба. На город лег тревожный, чуть красноватый сумрак. Блокада Ленинграда началась”, — писала Ольга.
24 сентября 1941 года. Зашла к Ахматовой. Она живет у дворника, убитого артснарядом. В подвале. В темном-темном уголку прихожей. Вонючем таком, совершенно достоевщицком. Доски, матрасишко.
На краю — закутанная в платок, с ввалившимися глазами Анна Ахматова. Муза плача, гордость русской поэзии. Она почти голодает. Больная, испуганная. Она сидит в кромешной тьме, даже читать не может. Сидит, как в камере смертников”.
В конце сентября Ахматову на правительственном самолете отправили в Москву. Ольга должна была сопровождать ее, но не захотела покинуть Ленинград. Она не подозревала, что в отсутствие Ахматовой станет голосом осажденного города.
20 декабря 1941 года. Смерть от истощения, голодная смерть приняла массовый характер. Когда идешь по улицам, навстречу все время попадаются люди, везущие на саночках гробы. Труднее всего теперь в Ленинграде достать гроб. Гроб стоит 250 граммов хлеба. А могила — 2 кило.
У нас дома лопнули трубы. Теперь все говорят о людях, падающих на улицах. Как в сентябре-октябре о бомбах. Страшно. Страшно. Неужели надо будет пережить смерть Коли от голода? И чувствовать свою смерть. О нет.
Бомбы и снаряды в сотни раз лучше. Но кончено. Не дам сломать себя голоду. Вот сейчас сижу в радио и буду писать передачу о Рождестве.
Но что сказать вымирающему от голода Ленинграду? Но пишу. “Зимой 41-42-го времени больше не стало. Началось смертное время. Наступил страшный 42-й — год Ленинграда, год его зимы”.
В начале января Ольга отвезла Молчанова в госпиталь с тяжелой формой дистрофии и обострением эпилепсии.
Она разрывается между госпиталем и радиокомитетом, между любовью к мужу и роману с Макогоненко. Отдает себе отчет в немыслимости рокового треугольника и ничего не может с собой поделать.
“8 января 42-го. Так я шла на встречу с любовником, шагая через деревянные гробы. Он шел ко мне точно также. Ослабший, боящийся, что откажут ноги. Шагая через гробы и не поднимая падавших от слабости людей.
Он твердил: мы должны выжить. Потому что именно ты напишешь всю правду об этих ужасных днях”.
30 января 42-го . Вчера умер Коля. И пусть его похоронят, как солдата на фронте. В братской могиле. Он просил меня досмотреть эту трагедию до конца.
Смерть Молчанова почти убила Ольгу. Отняла желание жить. “Я тоже ленинградская вдова”, — напишет она.
Вскоре по Дороге жизни через Ладогу к ней пробилась из Москвы сестра Муся. В марте 1942 года она увезла Ольгу в Москву. Здесь Ольга поняла, что в столице не хотят знать правды о Ленинграде. Слово “голод” ей не дали произнести даже в стихах.
Она не приняла удобный по ленинградским меркам быт, рвалась в Ленинград. Навстречу гибели, но только в Ленинград. Из Москвы Ольга вернулась в Ленинград на казарменное положение в Дом радио.
Жила, как и прежде, вместе со всеми на седьмом этаже, “где умирали, стряпали и ели. А те, кто мог еще вставать с постелей. Пораньше утром, растемнив окно. В кружок усевшись, перьями скрипели. Отсюда передачи шли на город”.
Их седьмой этаж мог быть уничтожен бомбежкой в любой момент. Как и все дома вокруг.
24 января 1943 года. Ольга писала сестре после прорыва блокады.
“У нас все клубилось в радиокомитете. Мы все рыдали и целовались. Когда села к микрофону, волновалась дико. До того стало стучать сердце, что подумала: не дочитаю — помру. И потому говорила, задыхаясь. И чуть не разревелась в конце.
А потом оказалось, что помимо текста именно это исполнение и пронзило Ленинград”. Мне пишут: Мы сразу после известия стали ждать вашего выступления.
И не ошиблись. Мы услышали ваш уже такой знакомый и милый голос. И вы сказали то, что у нас горело на сердце”.
Еще одним ужасным годом для Ольги стал 1949-й. После смерти Жданова принялись за Ленинград. Были арестованы все партийные лидеры города. Началось “Ленинградское дело”. К ней вернулись страхи 1937-38-го годов. Вместе с Макогоненко они бегут из города на дачу. С ними ее дневники.
5 марта 1954 года. Сегодня ровно год со дня смерти Сталина. Узнала о его болезни, когда в третий раз была в алкогольной лечебнице. С тех пор, как стали лечить, стала пить все хуже и хуже. Так вот для чего все это было.
Дикое мужество блокады, стихи о ней, о Колиной смерти, Юриной любви, о страшном подвиге Ленинграда. Вот для чего все это было. Чтоб заперли здесь, всучили ту же оловянную ложку и посадили над той же страшной кашей, как в тюрьме. А я-то мучилась, мужалась, писала. Отдавала сердце.
И чтобы заглушить терзание совести и ревности, пила. Только от этого и пила. Оказывается, у жизни один для меня ответ: тюрьма.
До сих пор я мычу от стыда и боли, когда вспоминаю, как в нарядном платье ходила по трассе вместе с ГПУшниками и какими взглядами провожали меня сидевшие под сваями каторжники и каторжанки. И только сознание, что я тоже такая же каторжанка, как и они, не давало скатиться на дно.
Я хочу быть в мире с моей страной. Это почти невозможно. Но каторга оставалась каторгой. И вся страна и физически, и духовно была такой.
И не только мирясь, но и славя ее, я лгала. И знала, что лгу. И некуда было идти от сознания своей лживости. Даже в водку.
После получения Сталинской премии я стала пить особенно зверски.
А в блокаду писала только правду. И мне поверили.
После многолетнего замалчивания, после фактического запрета на память о блокаде в 1956 году начали строить Мемориал на Пискаревском кладбище. Архитектор Левинсон попросил Ольгу написать тексты для Стены памяти.
В 1961 году в театре Комиссаржевской поставили спектакль “Рождены в Ленинграде”. Автор — Ольга Берггольц. Спустя 20 лет впервые в Ленинграде говорили о трагедии города с театральных подмостков. В зале были едва ли не одни блокадники. Роль Маши, сестры Ольги, сыграла юная Алиса Фрейндлих, сама пережившая блокаду.
Сохранилась даже фотография, как ее обнимает Ольга.
В 1966 году режиссер Игорь Таланкин на “Мосфильме” снял фильм “Дневные звезды”. В роли Ольги — Алла Демидова. Многие сцены снимались в Ленинграде.
Один за другим уходили любимые друзья: Анна Ахматова, Михаил Светлов, Евгений Шварц, Твардовский. После разрыва со своим третьим мужем Георгием Макогоненко Ольга жила на Черной речке.
Ольга Берггольц умерла 13 ноября 1975 года. Она хотела, чтобы ее похоронили на Пискаревском кладбище.
Она хотела быть вместе с блокадниками, считая, что она имеет право на родство с ними. Не дали. Власти не позволили.
Ее похоронили на Литературных мостках Волковского кладбища.
А я вам говорю, что нет напрасно прожитых мной лет….
И никогда не поздно снова.
Начать всю жизнь. Начать весь путь….
Чтобы об этой истории узнало как можно больше людей, поделитесь этой публикацией со своими друзьями.
